Родился в Минске в 1932 году. Отец Давида – Арон Таубкин был известный терапевт, мать – РозалияТаубкина (Левидова) учитель немецкого языка. Семья Давида жила в своём доме. У Давида была старшая сестра Лидия, на 10 лет старше его, которая опекала его и воспитывала своим примером. Вместе с ними жила няня Давида – Леонарда Дивалтовская (Леня).

Из воспоминаний Давида Таубкина: «Я был дворовой мальчишка. У меня было много приятелей. Мы тогда не знали, кто какой национальности, потому что там были белорусы, русские, поляки, но было и много евреев. Разговаривали мы на разных языках: на идише, русском, белорусском, но в доме был русский язык. И хорошо говорил по-белорусски, и мама учила немецкому языку». В доме отмечались еврейские праздники. На Песах в доме была маца.Отец Давида уходил в синагогу, когда еёещё не закрыли, а потом уходил на миньян, который собирался у кого-то в доме для молитвы.

В 1941 году Давид закончил с отличием 1-й класс 4-й минской школы и получил похвальную грамоту. Сестра закончила эту же школу с золотой медалью. Семья Давида собиралась 21 июня 1941 года уехать на дачу в Москву, но отъезд был отложен на неделю, потому что в школе был выпускной вечер, на котором Лида и родители хотели присутствовать. Эта задержка поездки изменила их судьбу. А 22 июня узнали, что началась война.

С началом войны отец был призван на фронт, в госпиталь, который располагался в Борисове. Ничего тревожного этого не предвещало, так как все верили советской пропаганде о силе и мощи Красной Армии. Предполагали, что через несколько дней противник будет разгромлен. В ходе бомбардировки Минска 24 июня город лежал полностью в развалинах. Столб дыма и огня поднимался до облаков. Город перестал существовать. Давид, его мама и сестра приняли решение уходить на восток, в сторону Могилёвского шоссе. По шоссе двигалась толпа беженцев, несущих и бросающих свои ставшие непосильными пожитки. Они заночевали в крестьянскойизбе, а утром пришло известие, что в Смиловичах немецкие войска. Все беженцам приказано было вернуться в места своего постоянного проживания.

Через три недели, после прихода немцев, появилось распоряжение полевого коменданта о создании в Минске гетто, куда должны быть переселены все евреи. Почти одновременно с указом о создании гетто, было издано распоряжение об обязательном ношении евреями старше 10 лет опознавательных знаков – жёлтых «лат», которые необходимо было пришить на одежду на левой стороне груди и на спине. Евреям было запрещено ходить по тротуарам, посещать развлекательные заведения: театры, кинотеатры, библиотеки и музеи, а также посещать школы.

После образования гетто в семью Таубкиных стали приходить русские соседи с выражением сочувствия и предложениями оказать помощь. Один из них был Клементий Лисовский, с его сыном Кимом, с которым дружил Давид. Мама Давида поблагодарила его, но сказала, что нельзя нарушать распоряжение немецкого коменданта, и она не может рисковать своей семьёй и семьёй Лисовского. Кроме того никто тогда в начале оккупации не мог себе представить, что дело обернётся уничтожением евреев.

Приходили знакомые семьи Таубкиных из города, приносили что-то из продуктов, некоторым мама Давида передавала на сохранение ценные вещи. Так одной из них, эстонке мадам Зигель, мама Давида отдала «каретные» часы, и после войны она вернула их. Эти часы и сегодня стоят в доме Давида. Узнав о необходимости переселения, Розалия Таубкина ушла договариваться о новом жилье и перевозке домашнего имущества. Власти разрешили перевезти необходимые вещи. Давид вспоминает, что они взяли с собой дрова, так как предстояло зимовать за колючей проволокой.

В гетто их дом размещался на улице Обувной. В одной комнате проживало помимо Давида, Лиды и их мамы Розалии, ещё три семьи, всего тринадцать человек. Мама Давида устроилась переводчицей в юденрат. Первое время Розалия Таубкина из ржаной муки пекла вкусный хлеб и жарила картошку на рыбьем жире, который ей удалось выменять за пределами гетто. Впоследствии рацион стал значительно беднее.

Предположительно во второй половине октября 1941 года семья Таубкиных переселилась на новое место – в Зелёный переулок. Питались они значительно скуднее: затирка – суп, в котором было несколько галушек из ржаной муки, и кусок хлеба, вот и весь обед и ужин, на завтрак пили чай, заваренный травой, и съедали по куску хлеба. Основным добытчиком продуктов в семье была мама Давида. Как работник юденрата она получала 400 грамм хлеба и изредка уходила в русский район и обменивала что-либо из вещей на продукты. Изюденрата стало известно, что в гетто готовится погром. Многие из обитателей гетто успели спрятаться в «малинах» (тайных укрытиях).

6 ноября Давида и ещё одного мальчика Владимира Гольдберга (жил вместе с ними в одном доме) вывела из гетто сестра Давида, на русскую сторону улицы Немига, к довоенной коллеге Розалии Таубкиной по фамилии Кандыбо. Они переночевали в доме Кандыбо, а утром Лида их повела на улицу Ворошилова, в старый дом Таубкиных, к Лене. Мальчиков покормили, но побоялись оставлять в доме, и когда стало темнеть, перевели в расположенное рядом цветочное хозяйство – оранжерею, где работала Леня. Проснулись они от яркого карманного фонаря. Рядом с Давидом стояли двое полицейских и спрашивали: «Кто вы такие?». Не сговариваясь, Давид ответил, что он сын – Леонарды Дивалтовской, а Владимир– племянник. Утром они вернулись в гетто.

По воспоминаниям Давида Таубкина дети жили в гетто своей жизнью. На улице, где они жили, был песчаный карьер, откуда до войны брали глину и песок. По верху карьера проходила граница гетто, а сам карьер входил в территорию гетто. Когда выпал снег, они стали кататься на лыжах и санках. В доме было холодно, и Давида постоянно одолевал голод. Но он много читал книг, которые его мама захватила из старого дома. Это помогало хотя бы на время забыть о суровой действительности.

Во время акции массового расстрела 2 марта 1942 года семья Давида укрылась в «малине». На кухне поднималась доска пола, через которую можно было проникнуть в подпол, где могли разместиться 20-30 человек. Но кто-то должен был остаться наверху, чтобы закрыть отверстие и положить на это место грязный коврик, для того чтобы собаки не учуяли запах скрывавшихся. Наверху осталась мама Давида, у неё был справка, что она работает в юденрате. Она опустила доску и закрыла её мокрым ковриком.Прятавшиеся слышали топот, выстрелы, крики и вопли несчастных, не успевших или не пожелавших спрятаться.

После того как угроза их жизни миновала мама Давида подняла доску в подпол проник свет и все могли выйти наружу. Давид видел на улице много убитых, и почти все жители соседних домов исчезли. На следующее утро Давид вышел на улицу, был солнечный день и на белом снегуярко выделялись кровавые пятна. Трупы убитых сносили в карьер. Теперь на этом месте, в центре Минска, находится мемориал «Яма».

12 апреля 1942 года Давид, мама и его сестра собрались вместе. В этот день был день рождения Давида. Лида вспоминала, как год назад на их столе было много пирогов, которые испекла Леня, был папа, всё было радостно. По воспоминаниям Давида его мама достала краюху припрятанного хлебного каравая, всем налили сладкого чая, и они отпраздновали его первый и последний день рождения в гетто. С наступлением весны, им становилось очевидным, что немцы планирует полностью уничтожить евреев Минского гетто.

Розалия Таубкина попросила спасти Давида свою довоенную знакомую Елену Николаеву, которая работала в детской больнице № 9. В конце июня 1942 года Лида и Давид выбрались из гетто и благополучно дошли до детской больницы. Давида поместили в палату и оформили медицинскую карточку на имя белоруса Виктора Савицкого, туда же были внесены фиктивные сведения о родителях. Через месяц его выписали и перевели в детский дом № 4 по улице Широкой, как ребёнка, за которым не пришли родители. Затем Елена Ивановна добилась перевода мальчика в детский дом № 7 в Красивом переулке, которым заведовала Вера Спарнинг, на счету которой – много спасённых еврейских детей. В этом детдоме он пробыл до прихода Красной Армии.

В июле 1944 года отец Давида вернулся вместе с Красной Армией в освобождённый Минск и разыскал сына. Арон Таубкин наводил справки о судьбе супруги и дочери. Выяснилось, что мама Давида была арестована вне гетто и какое-то время содержалась в Минской тюрьме на улице Володарского. Затем её увезли в Тростенец, где она и погибла. Сестре удалось бежать и присоединиться к партизанам. Она погибла во время немецкой блокады партизанской зоны.

Давид с отцом в 1948 г. переехал в Москву. Окончил школу, радиотехнический факультет института гражданской авиации, долгие годы работал ведущим конструктором по разработке радиолокационной аппаратуры. Женился, у пары родился сын. В 1991 г. репатриировался с семьёй в